Основные направления политики армянской и турецкой диаспоры во многом схожи, хотя задачи могут серьезно различаться. В интервью NEWS.am директор турецкого исследовательского центра GPoT Менсур Акгюн делится мнением об армяно-турецких отношениях и внешнеполитической повестке Турции. Здесь и отзвуки президентских выборов во Франции, и курдский вопрос. В заключение доктор Акгюн, приглашенный в Ереван в рамках программы USAID «Сближение Армении и Турции», беседует о долгосрочных эффектах народной дипломатии – единственном канале общения обществ двух стран при практическом отсутствии официальных контактов.
Думаете ли Вы, что за президентскими выборами во Франции столь внимательно следили в Турции именно из-за законопроекта о Геноциде?
Причин было несколько. Во-первых, это восприятие Турции со стороны Саркози. В избирательной кампании 2007 года он публично заявил, что Турция – не европейская страна. Вторая причина – это отношения Турции и Франции, осложнившиеся в связи с законопроектом об отрицании Геноцида. Поэтому в Турции были рады избранию Олланда. Но эта причина была не единственной. Главное – отношение к кандидатуре Турции как мусульманской страны на вступление в ЕС.
Возможно, Франция не станет продвигать этот законопроект, учитывая решение Конституционного совета в феврале. Но Турция меняется, и общество понимает, что нам необходимо почтить память жертв 1915 года вместе с остальными. Надеюсь, понимание этого отразится и в политике.
Лидеры турецкой общины были против законопроекта о Геноциде в Болгарии, но не в Германии. В чем разница?
В Германии таких инициатив не выдвигалось. В противном случае турецкая община может объединиться против такого законопроекта. Но лично я не хотел бы видеть турецкую общину объединившейся вокруг такого законопроекта. В Турции мы уже довольно давно отказались от приставки «так называемый» перед словом «Геноцид». Но в период обсуждений законопроекта во Франции все газеты именно так его и называли. Такая ситуация нам совсем не на пользу, и не думаю, чтобы как-то помогла и вам. Бескомпромиссность здесь мало что даст.
А что сегодня в политике больше всего интересует турецкую эмиграцию?
То же, что и любую диаспору — греческую, еврейскую или какую-либо другую. Каждая диаспора сильно привязана эмоционально к своей родине, открыта для ее манипуляций. Время от времени они могут выдвигать и собственные инициативы, а то и выступать против инициатив из дома. В качестве примера можно вспомнить критику в адрес президента Армении Сержа Саргсяна, когда он посетил армянскую общину в США в 2009 году – за процесс сближения с Турцией. В Турции дела обстоят примерно так же. Иногда среди турок, живущих за границей, больше радикальных националистов, чем дома – в вопросе и Кипра, и армяно-турецких отношений, и геноцида, и курдской проблемы.
Считает ли Турция Балканы, в частности, их мусульманское население, своей сферой влияния?
Солидарность с балканскими мусульманами есть, но я не вижу, чтобы Турция пыталась создать с ними союз, например, против Греции. Турция пытается содействовать построению стабильности на Балканах, сводит вместе сербов и боснийцев, играет роль в урегулировании косовского конфликта. Попыток «оттоманской реанимации» на Балканах здесь нет.
Возможна ли какая-либо динамика во взаимоотношениях Ирана и Турции после президентских выборов в Иране в 2013 году?
Многое будет зависеть от отношения Ирана к Сирии и Ираку, а также его ядерной программы. Если Турция увидит, что атом Ирана – не мирный, последует разочарование, и отношения могут ухудшиться. Но их стараются удержать на нынешнем уровне из-за экономических отношений. Открытой конфронтации не хотят. Конкуренция в регионе нездоровая, и Турция пытается внести вклад в стабильность на Ближнем Востоке. Расколы не помогут ни Турции, ни Ирану, ни Сирии, ни Ливану.
Кажется ли Вам, что вооруженные действия в Курдистане могут возобновиться после сирийского урегулирования?
Да, но думаю, это может произойти только вместе с реальной демократизацией. Они должны сложить оружие и отказаться от политики силы. Проблема имеет ряд внешних факторов, но в целом – это внутренняя проблема Турции. Что-то здесь зависит от ситуации в Сирии и Ираке, но в целом это наша проблема, которую мы должны решать в нашей стране.
Верите ли вы в жизнеспособность стремления к независимости Иракского Курдистана?
Если за заявлениями последуют действия, можно ждать определенных изменений. Если же предположить, что независимость они получат автоматически в случае распада Ирака, то здесь никому не под силу будет что-то предсказать.
Останутся ли взаимоотношения Турции с Россией на нынешнем уровне при Путине?
Не вижу проблем в сегодняшних двусторонних отношениях. В отношениях региональных мнения совпадают не всегда, но это и не обязательно. Например, в Сирии русские пытаются сохранить режим Асада. У них свои причины, и будь я русским, я поступал бы так же. Что касается отношений Турции и России, то, начиная с 1997 года, никаких проблем у нас не было. Мы пришли к общему знаменателю по проливам, и все политические проблемы автоматически исчезли с повестки дня.
Насколько перспективна народная дипломатия для укрепления армяно-турецких контактов?
Я верю в ее эффективность, но — долгосрочную. Коренные изменения могут произойти, когда представления изменятся не только в обществе, но и в правительствах. Ведь правительства прислушиваются к своим обществам. Если значительная часть армянского общества будет считать Турцию дружественной, все поменяется – весь политический ландшафт. То же относится и к Турции.
Беседовал Арам Гарегинян